А. П. Чехов

Ю. И. Терентьева - знакомство с чеховыми

(Воспоминания Ю. И. Терентьевой)

Пятьдесят лет тому назад к моей бабушке (неродной) Любови Степановне Закорюкиной приехала из Москвы погостить ее двоюродная сестра Евгения Яковлевна Чехова со своей дочерью, подростком лет четырнадцати, Марией Павловной, это было летом, в июне месяце. Несмотря на разницу лет (мне было тогда 18), мы с ней очень подружились. Гостили они у нас три недели, и все время мы с Марусей проводили в своем садике при доме. Она мне рассказывала, как они весело живут, что у них большая семья, что кроме семьи еще живут четверо студентов, звала меня очень в Москву гостить к ним, говорила, что скучать мне не дадут… Просила Евгения Яковлевна и Маруся моих дедушку, бабушку и папу моего, чтобы они отпустили меня к ним. Дедушка обещал и, когда этой же зимой в Рождественском посте отец поехал за товаром в Москву, взял и меня. Прогостила я цельную неделю- в этом милом и симпатичном семействе Чеховых. Маруся познакомила меня со своими братьями: старший — Александр Павлович, второй — Николай Павлович — художник, его картина есть в храме Христа Спасителя, говорят, очень хороша, но я ее не видала. Третий — Антон Павлович, четвертый — Иван Павлович, пятый — Михаил Павлович… И со студентами познакомила. Так весело было у них гостить, что страшно не хотелось ехать домой. Днем, конечно, они занимались в университете, а вечером у нас был, как говорится, пир горой. Каждый вечер было у нас хоровое пение, танцы, игры. Их старичок Павел Егорович очень любил. Бывало придет с занятий, отдохнет и явится К: нам со скрипкой. «Ну, ребятки, — скажет, — теперь споем!». Если это было под праздник, то пели духовное, а если в обыкновенные дни, то пели старинные песни и студенческие. Потом Павел Егорович скажет:

— Ну, теперь, ребята, веселенькую!

И заиграет веселую. Антон Павлович сейчас же вскочит, подхватит свою тетю, старушку Федосью Яковлевну и начнет с ней кружиться в вихре вальса. Та бранится: «Антошка, ты уронишь меня…», но он не обращает внимания, протанцует круг, «поднимет ее на воздух, посадит на стул, расшаркается перед ней, приложит руку к сердцу.

Иван Павлович был страшный комик: он любил рядиться в теткины платья, мантильи, шляпы и изображать помещиц — старых и молодых. В конце концов так артистически изобразит пьяную бабу, что прямо умрешь с хохоту. Миша любил показывать фокусы. Так мы каждый день ложились в два и три часа и, несмотря на это, мы с Марусей ухитрялись каждый вечер наполнять карманы как братьев, так и студентов, камешками, корками хлеба и пр. и зашивать. На другой день получали выговор. С Марусей мы часто переписывались, и братья отбирали у сестры письма и сами делали приписки. Несколько писем у меня сохранилось.

Один год я почему-то не могла быть в Москве и через несколько времени получила письмо Антона Павловича. Как-то я собралась ехать в Житомир к сестре, и Антон Павлович собрался меня провожать. В одном письме Маруся пишет: «Юлинька, скоро ли вы поедете в Житомир? Антоша уже готов, уложился, только бегает по Москве: никак не может найти флакона духов в 30 копеек».

Через год после моего знакомства с Чеховыми, Антон Павлович приезжал летом со своим товарищем Дюковским к нам в Шую, чтобы познакомить его с моим дедушкой.

Я очень нравилась Дюковскому, и вот он приехал с тем, чтобы просить моей руки. Всем Чеховым тоже очень хотелось этой свадьбы. Пробыли они у нас два дня. Хотя Дюковский и понравился дедушке, но согласия на брак он не дал…

Как-то мы разговорились с Антоном Павловичем про мою хорошую знакомую — подругу моей сестры, Марию Николаевну Рыжикову, и он стал просить меня: «поедемте к ней, изобразим-те перед ней жениха и невесту; скажите, что привезли познакомить с ней своего жениха, только, чур, вести себя серьезно…». Рыжикова меня очень любила и была очень рада моему посещению, тем более, что я привезла своего жениха. Радовалась за меня, что я нашла свое счастье, расспрашивала его, любит ли он меня, где мы познакомились, и была к нам ласкова и внимательна. Он сказал, что очень любит свою невесту и страшно боится, как бы не расстроился наш брак, так как он просит за мной тридцать тысяч, а дают только двадцать пять. Это так поразило Марию Николаевну, что она обратилась ко мне и говорит: «Юлинька, что же это такое? Он, значит, женится не на тебе, а на твоих деньгах? Я бы на твоем месте вернула свое слово назад».

Долго спорила она с ним по поводу этой свадьбы. Так мы и уехали от нее женихом и невестой…

В 1882 году я вышла замуж. Из Чеховых никого на свадьбе у меня не было. И с тех пор мы потеряли друг друга из виду. Вот все, что я могу передать.

Юлия Терентьева

Юлия Ивановна Терентьева (1861 г. — ок. 1930), рожд. Лядова, свойственница Чеховых, дочь богатого шуйского купца И. И. Лядова, воспитывалась в семье своего деда, шуйского городского головы Н. А. Закорюкина, женатого первым браком на тетке Е. Я. Чеховой. Воспоминания записаны при содействии М. П. Чеховой в 1928 г.

Как видно из писем П. Е. Чехова сыну Антону в Таганрог, Е. Я. Чехова с дочерью гостила в Шуе в июне 1879 г. Сохранились два письма Лядовой к Антону Павловичу и одно письмо Чехова к ней, от декабря 1880 г. (XIII, 53). Переписка была шуточная, Чехов называл себя графом. В ответе на письмо Чехова Лядова писала осенью 1880 г.: «Благодарю Вас за память и приглашение, я совсем было собралась с папой, но дела меня остановили в Шуе, так что теперь не знаю, когда придется приехать в Москву. Вы пишете, что у Вас торжество по случаю получения ордена Михаилом Михаиловичем Дюковскиы, радуюсь и я вместе с вами и поздравляю от души Михаила Михайловича, желала бы также посмотреть, как это вы, граф, прыгаете до небес, я думаю, это очень интересно посмотреть, Прошу Вас, граф, еще об одном: сохраните, пожалуйста, до моего приезда оз Москву Ваше варенье из арбузных корок, так как я это варенье очень люблю, тем более оно будет для меня вкуснее тем, что Вы сами его варили… не забывайте графиню».

Юмористические письма и атмосфера шуток, в которой жила молодежь Чеховых, давала Чехову обильный материал в период его раннего творчества. Об этом свидетельствует описанная Терентьевой шуточная мистификация Чехова в связи с разговорами о приданом. Яркую литературную параллель к воспоминаниям Терентьевой дает текст рассказа <В бане», в котором Макар Тарасович так рассказывает о неудачном сватовстве к его дочери солидного жениха: «Нравился он мне, признаться, до чрезвычайности. Торговался со мной два месяца. Я ему восемь тысяч даю, а он просит восемь с половиной. Торговались — торговались; бывало, сядем чай пить, выпьем по пятнадцати стаканов и все торгуемся. Я ему двести накину — не хочет. Так и разошлись из-за трехсот рублей. Уходил, бедный, и плакал… Уж больно любил Дашу».

Литературный эксперимент, описанный Терентьевой, представляет особый интерес для характеристики творческой лаборатории писателя.

Воспоминания печатаются по рукописи, хранящейся в ЛБ (ф. 331, п. 74, ед. хр. 10). Заголовок написан карандашом другой рукой. Ею же исправлены орфографические ошибки рукописи.

Публикация П. С. ПОПОВА.

Смотрите также: