А. П. Чехов

Письма за 1892 год. Часть 12

Перейти к письму: 1245, 1246, 1247, 1248, 1249, 1250, 1251, 1252, 1253, 1254.

1244. А. С. СУВОРИНУ

3 декабря 1892 г. Мелихово.

3 дек.

То, что у позднейшего поколения писателей и художников нет целей в творчестве, — явление вполне законное, последовательное и любопытное, и если Сазонова ни с того ни с сего испугалась жупела, то это не значит, что я в своем письме лукавил и кривил душой. Вы сами прочли неискренность уж после того, как она написала Вам, иначе бы Вы не послали ей моего письма. В своих письмах к Вам я часто бываю несправедлив и наивен, но никогда не пишу того, что мне не по душе.

Если Вам хочется неискренности, то в письме Сазоновой ее миллион пудов. "Величайшее чудо это сам человек, и мы никогда не устанем изучать его"… или "Цель жизни - это сама жизнь"… или "Я верю в жизнь, в ее светлые минуты, ради которых не только можно, но и должно жить, верю в человека, в хорошие стороны его души" и т. д. Неужели всё это искренно и значит что-нибудь? Это не воззрение, а момпасье. Она подчеркивает "можно" и "должно", потому что боится говорить о том, что есть и с чем нужно считаться. Пусть она сначала скажет, что есть, а потом уж я послушаю, что можно и что должно. Она верит "в жизнь", а это значит, что она ни во что не верит, если она умна, или же попросту верит в мужицкого бога и крестится в потемках, если она баба.

Под влиянием ее письма Вы пишете мне о "жизни для жизни". Покорно Вас благодарю. Ведь ее жизнерадостное письмо в 1 000 раз больше похоже на могилу, чем мое. Я пишу, что нет целей, и Вы понимаете, что эти цели я считаю необходимыми и охотно бы пошел искать их, а Сазонова пишет, что не следует манить человека всякими благами, которых он никогда не получит… "цени то, что есть", и, по ее мнению, вся наша беда в том, что мы все ищем каких-то высших и отдаленных целей. Если это не бабья логика, то ведь это философия отчаяния. Кто искренно думает, что высшие и отдаленные цели человеку нужны так же мало, как корове, что в этих целях "вся наша беда", тому остается кушать, пить, спать или, когда это надоест, разбежаться и хватить лбом об угол сундука.

Я не браню Сазонову, а только хочу сказать, что она далеко не жизнерадостная особа. По-видимому, она хороший человек, но все-таки напрасно Вы показали ей мое письмо. Она для меня чужая, и мне теперь неловко.

У нас уже ездят гусем и варят постные щи со скидками. Была два раза сильная метель, которая попортила дороги, а теперь тихо и пахнет Рождеством.

Читали ли Вы в "Русской мысли" статью В. Крылова о заграничных театрах? Этот человек любит театр, в я верю ему, хотя я не люблю его пьес.

Кажется, я немножко виноват перед Вами. Я искусил единого из малых сих, а именно Ежова, известного беллетриста. Как-то я говорил с ним об издании его книги и переписывался об этом предмете, но в неопределенной форме, а сегодня я вдруг получаю от него письмо, в котором он пишет, что уже послал Вам свои рассказы для набора. Название книги "Облака и другие рассказы". Облака! Это похоже на яблоки.

Говорят, что 12 московских литераторов послали Вам протест против Амфитеатрова. Правда ли это?

Будьте здравы и никогда не пишите мне, что Вы откровеннее, чем я. Желаю всех благ.

Ваш А. Чехов.

1245. А. С. СУВОРИНУ

8 декабря 1892 г. Мелихово.

8 дек.

Возвращаю Вам рукопись П. Боткина. В ней следует всё вычеркнуть или же ничего. Я бы не напечатал такого рассказа. Это потуга на обличительную сценку и довольно плохая.

Теперь просьба. Будьте добры послать прилагаемую при сем накладную Д. В. Григоровичу. Напомните ему, что однажды, когда он водил меня по музею на Б. Морской, я обещал ему выписать для музея хохлацкие гончарные изделия, которые мне когда-то нравились. В Полтавской губерн<ии>, Миргородском уезде, в селе Хомутец есть гончар, знаменитый в своем муравейнике; он делал очень красивые и характерные вещи, но скоро, понюхавши образцов, стал сбиваться на казенщину: делал двуглавых орлов, вензеля и т. п. Не знаю, что он прислал теперь, так как вещи пошли прямо в Петербург. Попросите Д<митрия>. В<асильевича> послать человека на вокзал (не знаю, какой), на товарную станцию; если придется заплатить какие-нибудь копейки, то при свидании я заплачу. Если вещи сгодятся, то очень рад, если же окажутся дрянными - то пусть Д<митрий> В<асильевич> извинит великодушно. Я заслуживаю тем большего снисхождения, что не сам выбирал вещи.

Ах, если б Вы знали, как я утомлен! Утомлен до напряжения. Гости, гости, гости… Моя усадьба стоит как раз на Каширском тракте, в всякий проезжий интеллигент считает должным и нужным заехать ко мне и погреться, а иногда даже и ночевать остаться. Одних докторов целый легион! Приятно, конечно, быть гостеприимством, но ведь душа меру знает. Я ведь и из Москвы-то ушел от гостей. А сейчас приехала астрономка и осталась ночевать… Вот язык!

А мне надо писать, писать и спешить на почтовых, так как для меня не писать значит жить в долг и хандрить. Пишу вещь, в которой сотня действующих лиц, лето, осень - и всё это у меня обрывается, путается, забывается… Тьфу ты пропасть. В Питер ехать? Но в Питере я работаю вяло и мало. В Москву податься и взять там номер? Но в Москве в номере я издохну от скуки. Должно быть, кончу тем, что приеду в Петербург, не написав даже пол-листа и рассыпавши по пути всё, что было в голове. Завидую Вам, имеющему квартиру в Ц<арском> Селе, но не верится, что Вы там будете одиноки. Вас и там сыщут.

У меня в голове брезжит дерзкая мысль: не нанимать ли мне ежегодно по зимам комнаты две-три на даче Громова, т. е. не соделаться ли мне Ясинским в миниатюре? Там и деревня, и от Вас близко. Как Вы думаете?

Всё хочется мне устроить свою внешнюю жизнь, я и так и этак, и вся эта возня с собственной особой кончится тем, что какой-нибудь строгий Икс скажет: как Вы ни садитесь, а всё в музыканты не годитесь!

Астрономка была на Кавказе и теперь едет в Петербург заниматься математикой. Хочет она заняться литературой - давать компиляции, каких еще никогда не бывало в русских журналах, но говорит, что тотчас же приступить к этому нельзя, так как на подготовительные работы нужно minimum 4 года. Эта особа, очевидно, думает, что она будет жить 386 лет.

Вы кончили свое письмо с шиком: "Morituri te salutant!" * Все мы morituri, потому что никто из нас не может сказать про себя: naturus sum. *

Одначе будьте здоровы и благополучны. Сие письмо повезет на почту астрономка.

Всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

А то еще лучше: если можно, пошлите Василия за гончарными вещами на Николаевский вокзал (в накладной назван именно этот вокзал), посмотрите их, коли охота, и отошлите Григоровичу. А то он, пожалуй, рассердится за хлопоты.

* "Обреченные на смерть приветствуют тебя!" (лат.).

** имеющий родиться (лат.).

1246. А. И. СМАГИНУ

14 декабря 1892 г. Мелихово.

14 дек. Ст. Лопасня.

Наконец-то Вы отозвались! Наконец-то! Наконец-то мы можем привлечь Вас, милостивый государь, к ответственности! Обвиняем мы Вас в следующем:

1) Вы до сих пор еще не получили с нас за овес, который был посеян, взошел, претерпел засуху, уродился сам-друг и уже съеден нашими пегасами и буцефалами. Сколько Вам следует?

2) Вы обещали побывать у нас летом и не сдержали обещания.

3) Вы не только не писали нам, но даже лишали нас возможности писать Вам, не сообщая своего адреса. Одни говорили, что Вы в Крыму, другие, что Вы в Испании, третьи - что Вы в Чикаго. Я послал одно письмо в Севилью, но, очевидно, Вы его не получили.

4) Вы прислали гончарные вещи, которые, вероятно, уже получил Григорович, но не пишете ни о цене их и ни о том, когда Вы приедете к нам, чтобы я мог поблагодарить Вас лично.

5) Свое письмо Вы адресовали не в Мелихово, а в Москву, на имя Гиляровского, отчего оно было получено на целые две недели позже. Очевидно, Вы дерзнули подумать, что Мелихово уже продано с аукциона и что мы уже изгнаны из него.

Вот Вам краткое содержание обвинительного акта. А вот и приговор: предписать земскому начальнику А. И. Смагину препроводить дворянина А. И. Смагина этапным порядком в село Мелихово Серпуховского уезда и продержать его здесь 45 дней под надзором литератора А. П. Чехова.

Напугав Вас строгостями, перехожу к текущим делам. По-прежнему все мы живы и здравы. В моей личной жизни перемен никаких не произошло: пишу, лечу, мечтаю о путешествиях, не женат, денег нет и нет надежды, что они когда-нибудь будут. Новых привязанностей нет, а старые ржавеют мало-помалу и трещат под напором всесокрушающего времени. Осенью потерял Свободина. Прочие же стареют, брюзжат, хандрят…

Если говорить о новых веяниях и переменах в высшей администрации, то тут две капитальные новости: 1) Миша переведен в Серпуховский уезд и живет в Мелихове безвыездно; 2) Иваненко служит письмоводителем у соседа моего земского начальника князя Шаховского. Ходит Иваненко в штанах и носит некоторое подобие бороды, но я всё-таки до сих пор никак не могу разобрать, мужчина он или баба.

Сейчас нужно ехать в два места на практику: паралич и дифтерит. Мороз. Вечером из Москвы приедут гости. Гости, кстати сказать, бывают у нас ежедневно.

Холера в Серпуховском уезде была в одной только деревне и унесла 4-х человек, давши большой процент выздоровлений. Я до 15-го октября служил в земстве и величался врачом Мелиховского участка. У меня не было ни одного холерного случая, хотя хлопот и расходов было много. Я сторожил холеру в Мелихове, а Елена Михайловна в 50 верстах от меня.

За сим посылаю Вам тысячу пожеланий и благодарностей за хлопоты. В заключение постановляю, предлагаю и предписываю Вам возможно скорее приехать в Мелихово. Имею честь просить Вас об этом и прошу принять мою просьбу не только к сведению, но и к исполнению. Будьте исходящею бумагою по отношению к Бакумовке и входящею в Мелихово. Но довольно баловать Ваше администраторское ухо такими чарами, как предписываю, входящая, исходящая… Приезжайте скорее! У нас скучно, но не так, как было весной.

Пишите скорее, когда ждать Вас.

Иваненко играет на рояли, Миша починяет электрический звонок, Маша собирается в Москву… Вечер.

Всего Вам хорошего, голубчик.

Ваш А. Чехов.

1247. Р. Р. ГОЛИКЕ

Первая половина декабря 1892 г. Мелихово.

Ст. Лопасня, Моск.-Курск. ж. д. 1892 г. Декабрь.

Здравствуйте, милый Ромаша. Один молодой человек, живущий со мной под одной крышей, а именно брат Михаил Павлович, захотел узнать, что за штука "слава". Чтобы удовлетворить его любопытство, вполне естественное в молодом человеке, посылаю тебе его рассказ и прошу напечатать в "Шуте" по 6 коп. за строку. Если забракуешь этот рассказ, то отдай его В. В. Билибину. Не найдется ли места в "Осколках". Я живу помаленьку и частенько о тебе вспоминаю. Скоро буду в Петербурге. Постараюсь повидаться с тобой. А пока будь здоров. Кланяйся Гульде Мартыновне и своим милым деткам, которые, вероятно, меня уже забыли.

Твой Чехов.

1248. А. С. СУВОРИНУ

17 декабря 1892 г. Мелихово.

17 дек.

Сей рассказ, принадлежащий перу моего брата, передайте Алексею Алексеевичу, который прислал мне его для исправления. В интересах благосклонных читателей я готов не щадить даже родного брата, и я не щадил постольку, поскольку это было нужно и можно. Больше сократить никак нельзя. Конечно, А<лексей> А<лексеевич> хорошо сделает, если не скажет брату, что я хозяйничал в его рассказе.

У Вас 2 раза на неделе болит голова, и Вы непомерно истребляете фенацетин. Об этом средствии я знаю не много, а прочесть о нем мне неоткуда, ибо под рукой нет новейшей фармакологии. Вы бы поговорили с каким-нибудь петербургск<им> доктором, наприм<ер>, с Соколовым или Афанасьевым. Если они авторитетно заявят, что фенацетин можно принимать безнаказанно до nec plus ultra, * тогда валяйте во всю ивановскую. Если же нельзя, то нужно придумать другое средство.

В публичной лекции Мережковского, если судить о ней по печатным отзывам, немало правды и хороших мыслей. Но она не политична, или, вернее, не этична. В каждом обществе, будь то народность, секта, сословие или просто круг людей, связанных одной общей профессией, непременно существует этика отношений, не допускающая, между прочим, чтобы дурно отзывались о своих в присутствии чужих, если нет к тому достаточно сильных поводов вроде уголовщины или порочного поведения - поводов, указанных практикою. Мережковский огулом, без достаточных к тому поводов дурно отзывался о своих в присутствии чужих, а это с точки зрения оной этики значит, что он "поступил не по-товарищески". Дома у себя, т. е. в журнале или в литературном обществе, бранись и бей себя по персям сколько хочешь, но на улице будь выше улицы и не жалуйся барышням, полицейским, студентам, купцам и всем прочим особам, составляющим публику. Это раз. Во-вторых, как бы низко ни пала литература, а публика все-таки ниже ее. Стало быть, если литература провинилась и подлежит суду, то уж тут публика всё, что угодно, но только не судья.

Если увидите Лескова, то скажите ему, что у Шекспира в "Как вам будет угодно", действие 2, сцена 1, есть несколько хороших слов насчет охоты. Шекспир сам был охотником, но из этой сцены видно, какого плохого мнения он был об охоте и вообще об убийстве животных.

"Мездра", напечатанная на прошлой неделе, хороший рассказ.

Когда я выберусь в Питер? Когда?

Получил длинную телеграмму от Гуревич. Цензура запретила всё и оставила один только мусор. Ответ уплочен. Ответил так: простите, ничего нет готового. Вот тут и издавай журнал!

Получили обратно рассказ Боткина?

Будьте здоровы и покойны.

Ваш А. Чехов.

* до крайних пределов (лат.).

1249. Л. С. МИЗИНОВОЙ

19 декабря 1892 г. Москва.

19 дек.

Ликуся, я сейчас приехал и сегодня же уезжаю в Петербург по делам службы.

Когда будет лето? Зима мне опротивела, я озяб и немножко болен. Ликуся, я хочу лета, и если не будет лета, то я скотина.

Когда я уезжал из Мелихова, все мои приказали мне просить Вас непременно приехать в Мелихово.

Вернусь я - не знаю когда. Должно быть, через месяц. Напишите мне хоть одну строчку по адресу:

Мл. Итальянская, 18, кв. Суворина. И я Вам напишу. На обратном пути побываю у Вас и буду невыразимо счастлив, если Вы… дадите мне пообедать. Хотел написать - "нажраться", но это было бы неизящно. Нельзя писать неизящно к изящной Лике.

Да хранят Вас ангелы!

Ваш А. Чехов.

1250. В. А. ГОЛЬЦЕВУ

20 декабря 1892 г. Петербург.

18 дек.

Многоуважаемый Виктор Александрович!

К Вам в "Русскую мысль" послал свой рассказ молодой беллетрист Н. М. Ежов, о котором я уже говорил Вуколу Михайловичу. Ежов уже печатался в "Северном вестнике", и его мелкие рассказы рассыпаны по разным газетам и иллюстрациям, преимущественно петербургским. Он томится и "страждет в пламени сем", подобно Лазарю. Омочите конец перста своего в воде и остудите язык его.

Я в Петербурге, Мл. Итальянская, 18. Хочу отыскать себе квартиру, или, вернее, дачу на Каменноостровском проспекте, где буду жить до 15-го февраля.

Если это удастся, то своевременно пришлю свой новый адрес. Моя повесть со мною.

Я понемножку стригу ее и подновляю. Пришлю, как говорено было, к мартовской книжке.

Поклон Вуколу Михайловичу и Митрофану Ниловичу.

Всего хорошего!

Ваш А. Чехов.

1251. Н. М. ЕЖОВУ

25 декабря 1892 г. Петербург.

25 дек.

Добрейший Николай Михайлович, начну с того, что Ваш "Лунатик" - очень хороший рассказ и всем здесь нравится. Вы делаете поразительные успехи. Другого Вашего рассказа я не видел и не читал, но говорят, что он тоже будет напечатан.

Во-вторых, поздравляю Вас с праздником.

В-третьих, пожалуйста, не считайте меня лютым кредитором. Те сто рублей, которые Вы мне должны, я сам должен и не думаю заплатить их скоро. Когда уплачу их, тогда и с Вас потребую, а пока не извольте меня тревожить и напоминать мне о моих долгах.

Итак, Вам нужно не 500, а 400 р. Если к тому же еще Вы решите отдать долг Александру Семеновичу не теперь, а месяца через три, то останется всего долгу 350 р. Такую сумму не страшно просить. Вы напишите Суворину, по возможности подробнее, т. е. сошлитесь на болезнь, проценты и проч., и попросите его выслать Вам 350 р. Пообещайте уплачивать по 25%. Думаю, что он не откажет Вам, ибо нет никакого основания отказывать в 350 р. такому сотруднику, как Вы. Я бы не отказал Вам. Скорее же напишите, а я поддержу Вашу просьбу, буде Суворин покажет мне Ваше письмо.

Вчера я целый день выматывал из души рождеств<енский> рассказ, написал, кроме того, про болезнь Ирода, прочел миллиард корректур и замучился.

Ваша книжка еще не набирается благодаря предпраздничной сутолоке в типографии.

Ну, будьте здоровы. Приезжайте.

Ваш А. Чехов.

1252. Л. С. МИЗИНОВОЙ

28 декабря 1892 г. Петербург.

28 дек.

Ликуся, если Вы в самом деле приедете в Петербург, то непременно дайте мне знать. Адрес всё тот же: Мл. Итальянская, 18.

Дела службы, которые Вы ехидно подчеркиваете в Вашем письме, не помешают мне провести с Вами несколько мгновений, если Вы, конечно, подарите мне их. Я уж не смею рассчитывать на час, на два или на целый вечер. У Вас завелась новая компания, новые симпатии, и если Вы уделите старому надоевшему вздыхателю два-три мгновения, то и за это спасибо.

В Петербурге холодно, рестораны отвратительные, но время бежит быстро. Масса знакомых.

Видел во сне гр. Мамуну.

Вырезываю из провинциальной газеты объявление и спешу послать Вам на случай, буде пожелаете выйти par depit. Вы вполне подходите под условия.

Вы писали мне, что бросили курить и пить, но курите и пьете. Меня обманывает Лика. Это хорошо. Хорошо в том отношении, что я могу теперь, ужиная с приятелями, говорить: "Меня обманывает блондинка"…

Будьте здоровы. Так пишите же. Пишите!

Ваш А. Чехов.

* с досады (франц.).

1253. А. И. УРУСОВУ

29 декабря 1892 г. Петербург.

29 дек. Петербург, Мл. Итальянская, 18.

Дорогой Александр Иванович, из дому мне прислали список писем, полученных на мое имя; в этом списке между прочим названо письмо от Вас с заметкою "очень нужное". Так вот именно ввиду заметки спешу уведомить Вас, что в настоящее время я обретаюсь в Петербурге, куда и благоволите адресоваться, если в самом деле на мою долю выпал счастливый жребий понадобиться Вам.

Поздравляю Вас с Новым годом и шлю тысячу пожеланий.

В Петербурге скучновато.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Москва,

Арбат, Никольский пер., собств. дом

Его сиятельству

Александру Ивановичу Урусову.

1254. В. А. ГОЛЬЦЕВУ

30 декабря 1892 г. Петербург.

30 дек. Петербург, Мл. Итальянская, 18.

С Новым годом, с новым счастьем! Повесть пришлю к концу января, как Вы желаете, и постараюсь переменить название. Я сильно постриг ее.

В Петербурге скучно. Хочется в деревню.

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Вукола Михайловича и Митрофана Ниловича поздравляю с Новым годом. На обратном пути постараюсь повидаться.

Здесь у пишущей публики имеет большой успех Гарин. О нем много говорят. Я пропагандирую его "Несколько лет в деревне".

Смотрите также: