А. П. Чехов

Письма за 1887 год. Часть 7

Перейти к письму: 307, 308, 309, 310, 311, 312, 313, 314, 315, 316, 317, 318, 319, 320.

306. М. В. КИСЕЛЕВОЙ

13 сентября 1887 г. Москва.

13 сентябрь. Несчастливое число.

У меня новая лампа, многоуважаемая Мария Владимировна, всё же остальное скучно, серо и старо, как реплики Екатерины Васильевны. Рад бы убить Вашу скуку, но - увы - нет пороха. Новых мыслей нет, а старые перепутались в голове и похожи на червей в зеленой коробке, постоявших деньков пять на припеке. О чем же писать? О том, что я безденежен и глух? Это Вам уже известно…

Вот что, опишу-ка я Вам свое гнусное поведение. Жизнь вошла в колею. Обедаю в 7 часов, ложусь в 2 ночи. Погоды не замечаю и не чувствую. Пишу и читаю рецензии. Рецензий было много, и между прочим в "Северном вестнике". Читаю и никак не могу понять, хвалят меня или же плачут о моей погибшей душе? "Талант! талант! но тем не менее упокой господи его душу" - таков смысл рецензий. "В сумерках" идет недурно.

Два раза был в театре Корша, и в оба раза Корш убедительно просил меня написать ему пьесу. Я ответил: с удовольствием. Актеры уверяют, что я хорошо напишу пьесу, так как умею играть на нервах. Я отвечал: merci. И, конечно, пьесы не напишу. Пусть Голохвостикова пишет, а мне решительно нет никакого дела ни до театров, ни до человечества… Ну их к лешему!

На днях я продал кусочек своей души бесу, именуемому коммерцией. На падаль слетаются вороны, на гениев издатели. Явился ко мне Вернер, собачий воротник, издающий книжки на французско-кафешантанный манер, и попросил меня отсчитать ему десяточек каких-нибудь рассказов посмешнее. Я порылся в своем ридикюле, выбрал дюжину юношеских грехов и вручил ему. Он вывалил мне 150 целкашей и ушел. По условию, рассказы идут только на одно издание *, за второе же издание плата особая… Не будь я безденежен, собачий воротник получил бы кукиш с маслом, по увы! я беднее, чем Ваш осел. Не купите ли Вы у меня рассказов? Для Вас я уступил бы по рублю за сотню. У меня их больше, чем в купальне малявок.

Вчера у нас от обеда до поздней ночи сидел Тышечea без шапочки, а сегодня в первый раз после нашего приезда была Эфрос с носом, в новой шляпке. Яшеньки еще не приходили. Бестурнюрная Зиночка бывает ежедневно. M-lle Syrout я еще не видел, но образ се не покидает меня ни на минуту.

Далее возвышалась полная спина, нежно очерченная округленными линиями, которые сливались с тонкими мягкими контурами мраморной шеи, отливавшей чудной матовой белизной, сильно оттеняемой задорно вившимися пепельными шелковистыми волосками.

Об остальных моих поломанных куклах позвольте умолчать.

Собачка без спины, которую наш Корнеев зовет гиеной, здравствует. Кот Федор Тимофеич изредка приходит домой пожрать, всё же остальное время гуляет по крышам и мечтательно поглядывает на небо. Очевидно, пришел к сознанию, что жизнь бессодержательна. Сегодня я и милейшая Ма-Па ходили сниматься: я - для того, чтобы продавать свои карточки почитателям моего таланта, а она для раздачи женихам. Мою книжку Вы получите непррременно… Рубль прошу отдать Алексею Серг<еевичу>, которому я имею несчастье быть должным. Ваши анекдоты пошлю Лейкину тотчас же, когда перестану быть должен Лейкину, иначе он возьмет их в счет моего долга.

Зеленые деревья Садовой напоминают мне Бабкино, в котором я отшельником провел три года незаметных (если только отшельником называется человек, к<ото>рый мало пишет, пьет по вечерам водку и страдает нервной зевотой).

Поклоны всем: Алексею Сергеевичу, Василисе с ее пятифранковой монетой, Сергею с его куклами и Елизавете Александровне. За поцелуй Екатерины Васильевны merci. Я влеплю его кому-нибудь вместо мушки. Наши все здравствуют. Скука удручающая. Жениться, что ли?

Ну, будьте здоровы и да хранит Вас всех аллах!

Уважающий и преданный

А. Чехов.

* 1200 экз<емпляров>, к<ото>рые, по условию, должны продаться в? года.

307. Ал. П. ЧЕХОВУ

25 сентября 1887 г. Москва.

25 сент.

Ну, Гусев, надевай штаны и иди в "Пет<ербургскую> газ<ету>" за гонореей. Счет:

№ 252 — 312 строк.

№ 259-? (этот № у меня пропал).

№ 266-? (этот выйдет 28 сентября).

Потребуй у конторщика 259 и 266 номера, сочти строки и требуй деньги. Если не дадуть, то скажи, что у тебя голодные дети. Идти тебе придется в понедельник 28, когда выйдет 266 № с моим последним сентябрьским рассказом.

О получении этого счета уведомь меня открытым письмом, дабы я был покоен.

На тебя батька в обиде:

1) он не получил ответа на письмо, которое послал к твоим именинам, и

2) никогда не сек за черепа тебя и чужого гимназиста - это диффамация.

Деньги вышлешь переводом.

Вот уже три дня, как Николай живет у меня.

Вернулся ли Суворин?

Как идет моя книга? Что о ней брешут? Напомни как-нибудь слегка Буренину о его обещании написать о моей книге.

В Москве "Сумерки" покупаются недурно. Послан ли 1 экз<емпляр> полковнику Николаю Карлычу в "Петерб<ургские> ведомости"?

Кланяйся своим, будь здрав, пиши сию минуту открытое письмо, а с волковским векселем вышли письмо побольше. С нетерпением жду.

Tuus А. Чехов.

Закажи в "Пет<ербургской> газ<ете>" объявление о "Сумерках" на 1 странице.

308. М. В. КИСЕЛЕВОЙ

28 сентября 1887 г. Москва.

28 сент.

Многоуважаемая

Мария Владимировна!

Посылаю Вам рецензию. В ней Вы прочтете, что всякий не признающий меня гением - психопат. Вырезана она из "Нового времени", и Вы премного меня обяжете, если сохраните ее: приеду зимой и возьму ее.

Рецензии о себе читаю почти ежедневно и привык к ним, как Вы, должно быть, уже привыкли к шуму дождя. Была, между прочим, рецензия в "Правительственном вестнике" (№ 197), весьма хвалебная. Стало быть, моя литература имеет теперь некоторым образом правительственную санкцию: если Алексею Сергеевичу вздумается хулить мои произведения, то он рискует попасть в Петропавловскую крепость.

Все наши живы и здоровы. Насчет собственного жития могу смело сказать то же самое, что сказали попы, уезжая от Вас после обеда: "Сухо!" Ни денег, ни здоровья, ни радостей, а так, чёрт знает что…

Сережу поздравляю с прошедшими именинами, а Алексею Сергеевичу, Василисе и Елизавете Александровне салютую.

Прощайте, будьте здоровы и верьте в доброжелательство искренно преданного

Гения Чехова.

Вчера Ма-Па видела m-lle Syrout. Последняя - ужасно разодетая, с подкрашенными веками и со страусовыми хвостами на голове - обещалась быть у нас в скором времени. Но увы! меня теперь даже и это не радует…

Одно письмо уже послано Вам. Книга тоже. Через 3 дня сяду писать владельцу Бабкина… (Kisselhoff…).

309. Л. Н. ТРЕФОЛЕВУ

30 сентября 1887 г. Москва.

30 сент.

Вы, уважаемый Леонид Николаевич, предлагаете мне выбирать одно из двух: Вашу карточку или "Уедин<енного> пошехонца". Как человек жадный, я хотел бы получить "того и другого по полному стакану". Верую и исповедую, что книга моя не стоит двойной платы, но да вспомнит Ваша великодушная муза Гамлета, который весьма резонно советует (Полонию) воздавать каждому не по заслугам, а выше заслуг. Карточку Вашу я сопричту к литераторам, украшающим мой стол, а книгу и альбом прочту, переплету (25 коп.) и пущу в обращение.

Ваш портрет я не раз видел у Лейкина и, кажется, у Пальмина, так что Ваше лицо для меня не составляет секрета. Зачем Вы так седы? К поэтам седина так же не идет, как папская тиара к принцу Кобургскому.

От болезни, о которой Вы пишете, я с удовольствием возьмусь лечить Вас и, конечно, не вылечу; принимаю я ежедневно от 12 до 3 часов, для литераторов же мои двери открыты настежь день и нощь. В 6 часов вечера я всегда дома. Пишу это на случай, если будете в Москве и не побрезгуете поболтать с прозаиком о текущих делах. (О Болгарии, чиншевиках, элеваторе, о кавказском транзите и проч.) Живу я в Кудрине, против 4<-й> женской гимназии, в доме Корнеева, похожем на комод. Цвет дома либеральный, т. е. красный.

Нужно было потратить много времени и хитрости, чтобы украсть для Вас свою харю, — вот причина, почему я опаздываю ответом на Ваше прелестное письмо. Украденную харю посылаю.

За сим, пожав Вам руку, в ожидании даров пребываю искренно преданным

А. Чехов.

310. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ

Конец сентября 1887 г. Москва.

Sire! Николай жил у меня 2 — 3 дня и вчера вечером улетучился, сказав, что сегодня будет у Вас. Вчера в Москву прибыла г-жа Ипатьева. Такая путаница, что я решительно ничего не пойму. Николай отбрехивается от кувалды, врет, что все 10 дней прожил у какого-то "почтенного старичка"… но отвык я ему верить.

Если сегодня он придет ко мне, то я моментально дам Вам знать.

Ваш А. Чехов.

Почтение Наталье Тимофеевне.

311. Я. А. КОРНЕЕВУ

Сентябрь 1887 г. Москва.

Яков Алексеевич!

Посылаю Вам сию тарелку с Вашими домами. Изображено студиозом.

А. Чехов.

87 год.

312. Я. А. КОРНЕЕВУ

Октябрь, после 2,1887 г. Москва.

Ваше поручение, пан полковник, уже исполнено, и завтра в 3 часа пополудни Суворин будет читать Вашу статью. В случае, если статью признает он неудобной (что весьма возможно, ибо Вы запоздали, да и не совсем дипломатично со стороны газеты поднимать вновь вихрем улегшийся и затихший вопрос), то оная статья будет возвращена, но уж Суворину все-таки Вы будете известны до гробовой доски и можете рассчитывать в будущем на его услуги и серьезное внимание, так как я расписал Вас ему вовсю, без зазрения совести. Напрасно только Вы приложили рецензию "Моск<овских> ведомостей". Суворин теперь на ножах с этой газетиной и, вероятно, видеть ее не может после смерти Каткова. Впрочем, это не важно.

Во всяком случае с того дня, как Вы станете сотрудником "Нового времени", я буду подстерегать Вас, как убийца, из-за угла, чтобы стянуть с Вас магарыч. Про Вас я, между прочим, написал: "на Дону и среди студенчества он (т. е. Вы) пользуется большою популярностью". За такую правдивую и основательную рекомендацию Вы не откупитесь бутылкой "полусухого вяленого"…

Будьте здоровы.

Ваш есаул

А. Чехов.

Сия помарка была ранее. Простите за нее. Я неряшлив в писании и стал писать, не поглядев на обратную сторону листка.

313. Н. М. ЕЖОВУ

5 октября 1887 г. Москва.

Добрейший

Николай Михайлович!

Моя пьеса готова. Если Вы не раздумали помочь мне, то пожалуйте завтра, во вторник, этак в десятом часу утра. У нас позавтракаете и пообедаете.

Будьте здравы.

Ваш А. Чехов.

Если не будете, то уведомьте.

На обороте:

Здесь.

Плющиха, 3-й Тишинский пер.,

д. Баскакова

Николаю Михайловичу Ежову.

314. Ал. П. ЧЕХОВУ

6 или 7 октября 1887 г. Москва.

Милейший Гусев!

Письмо и деньги получены.

Буренину скажи, что я уполномочил тебя передать ему мою искреннюю благодарность за его рецензию, которую я сохраню для своего потомства. Передай ему, что рецензию читал я вместе с Короленко, к<ото>рый вполне согласен с ним. Рецензия превосходная, но г. Буренину не следовало бы в ложку меду лить бочку дегтю, т. е., хваля меня, смеяться над мертвым Надсоном.

Все наши здравствуют. Николай бывает налетом.

Попроси Федорова или Бежецкого поместить в театральной хронике заметку: "А. П. Чеховым написана комедия „Иванов" в 4-х действиях. Читанная в одном из московских литературных кружков (или что-нибудь вроде), она произвела сильнейшее впечатление. Сюжет нов, характеры рельефны и проч.".

Это коммерческая заметка. Пьеса у меня вышла легкая, как перышко, без одной длинноты. Сюжет не бывалый. Поставлю ее, вероятно, у Корша (если последний не будет скуп).

Вот и всё. О заметке постарайся. Она набавит цену. В заметке хвалить не нужно, а ограничься общими местами. Кланяйся своим и сообщи свой новый адрес.

Не простудись.

Tuus А. Чехов.

Скажи Буренину и Суворину, что у меня был Короленко. Я проболтал с ним три часа и нахожу, что это талантливый и прекраснейший человек. Скажи, что, на мой взгляд, от него можно ожидать очень многого.

315. Н. А. ЛЕЙКИНУ

7 октября 1887 г. Москва.

7 окт.

Добрейший Николай Александрович, первее всего поздравляю Вас с новосельем и посылаю Вам мысленно сдобный кулич и соль. Желаю от души, чтобы Ваша новая изба была красна и углами и пирогами.

Наверное, Вы сердитесь, что я не шлю рассказов. Увы, я никуда не шлю их! То болею, то хандрю; время пропадает даром, а денег нет. Вообще положение не из аховых.

Вы пишете, чтобы я вымаклачил у "Будильника" объявление для своей книги. Простите, я Вас не послушаю. Будильниковцы мне приятели, но одолжаться у них я не хочу и не могу. Есть люди, любезность которых действует хуже наглости. У Вас или у Билибина я попрошу что хотите и не буду чувствовать себя неловко, просить же у Левинского для меня нож. За деньги - извольте, напечатаю. Перед Рождеством я напечатаю объявление во всех моск<овских> газетах.

Что будильниковцы поступили со мной нетактично (затмение), я знаю. Эти господа, в силу ли своей бездарности или московской распущенности, считают верхом остроумия фамильярничанье с публикой и с сотрудниками. Манера некрасивая. Нет того номера, в котором не была бы затронута публика, сотрудник или актер… В цирке клоуны - любимцы публики, глупые и избалованные, любят держаться этой манеры…

Что Вы набавили цену журналу, это не беда, но зачем печатать об этом крупным шрифтом? Чем незаметнее, тем лучше, а у Вас целая вывеска.

Задачу для подписчиков придумывал, но… еще подумаю.

Ваш "Айвазовский" мне так понравился, что я послал его своему домохозяину, а сей последний - любитель веселого чтения - снес его в Клиники, где и читал вслух.

Критика: у Вас "На охоте" охотники стреляют куропаток в лесу. Куропатки бывают на опушке леса, а в лесу на деревьях никогда.

Когда Вы будете в Москве?

Ах! В тяжкие минуты безденежья, когда я повесив нос сидел у себя в кабинете и поглядывал на отдушники, явились ко мне мои приятели братья Вернеры и попросили у меня полтора десятка мелких рассказов, уже бывших в печати. Я отсчитал им, они заплатили мне 150 р. и ушли. Они теперь издательствуют.

У меня часто бывает Ежов. Хороший парень.

Кланяйтесь Вашим. Пишите, и я буду Вам писать.

Прощайте.

Ваш А. Чехов.

316. Ал. П. ЧЕХОВУ

10 или 12 октября 1887 г. Москва.

Гусиных!

Твое письмо получено; чтобы не лежать в постели и не плевать в потолок, сажусь за стол и отвечаю.

Сестра здрава и невредима. Интересуется литературой и ходит к Эфрос. Недавно снималась. Если хочешь получить карточку, то напиши ей.

Мать согласна починить не только рубахи, но даже и твою печенку. Присылай. Денег на расходы не нужно, ибо у нас тряпья много. Сетует на тебя мать за то, что не пишешь ей.

Я болею и хандрю, как курицын сын. Перо из рук валится, и я вовсе не работаю. Жду в близком будущем банкротства. Если не спасет пьеса, то я погыб во цвете лет. Пьеса может дать мне 600 — 1000 рублей, но не раньше средины ноября, а что будет до этой середины, не ведаю. Писать не могу, а всё, что пишу, выходит дрянью. Энергия - фюйть! вроде alle Juden aus Paris - fьit! * Темы есть, а остального прочего кот наплакал.

Царапаю субботник, но с грехом пополам и на тему, к<ото>рая мне не симпатична. Выйдет плох, но я все-таки пошлю его.

В "Рус<ских> вед<омостях>" платят 15 коп. за строку. Из "Севера" меня приглашают и обещают: "получите, что хотите". Зовут в "Р<усскую> мысль" и в "Сев<ерный> вестник". Суворин сделал бы недурно, если бы прибавил гонорару. Коли Кочетов получает 300 в м<еся>ц, а Атава, кроме жалованья, 20 к. за строку, мне, пока я не выдохся, было бы не грешно получать по-людски, а не гроши. Я себя обкрадываю, работая в газетах… За "Беглеца" получил я 40 р., а в толстом журнале мне дали бы за 1/2 печатного листа… Впрочем, всё это пустяки.

Пьесу я написал нечаянно, после одного разговора с Коршем. Лег спать, надумал тему и написал. Потрачено на нее 2 недели или, вернее, 10 дней, так как были в двух неделях дни, когда я не работал или писал другое. О достоинствах пьесы судить не могу. Вышла она подозрительно коротка. Всем нравится. Корш не нашел в ней ни одной ошибки и греха против сцены - доказательство, как хороши и чутки мои судьи. Пьесу я писал впервые, ergo ** - ошибки обязательны. Сюжет сложен и не глуп. Каждое действие я оканчиваю, как рассказы: всё действие веду мирно и тихо, а в конце даю зрителю по морде. Вся моя энергия ушла на немногие действительно сильные и яркие места; мостики же, соединяющие эти места, ничтожны, вялы и шаблонны. Но я все-таки рад; как ни плоха пьеса, но я создал тип, имеющий литературное значение, я дал роль, к<ото>рую возьмется играть только такой талант, как Давыдов, роль, на которой актеру можно развернуться и показать талант… Жаль, что я не могу почитать тебе своей пьесы. Ты человек легкомысленный и мало видевший, но гораздо свежее и тоньше ухом, чем все мои московские хвалители и хулители. Твое отсутствие - для меня потеря немалая.

В пьесе 14 действ<ующих> лиц, из коих 5 - женщины. Чувствую, что мои дамы, кроме одной, разработаны недостаточно.

После 15 справься в конторе насчет продажи "Сумерек". Чем чёрт не шутит? Может быть, мне на мою долю перепадет грош…

Спроси Суворина или Буренина: возьмутся ли они напечатать вещь в 1500 строк? Если да, то я пришлю, хотя я сам лично против печатания в газетах длинных канителей с продолжением шлейфа в следующем №. У меня есть роман в 1500 строк, не скучный, но в толстый журнал не годится, ибо в нем фигурируют председатель и члены военно-окружного суда, т. е. люди нелиберальные. Спроси и поскорей отвечай. После твоего ответа я быстро перепишу начисто и пошлю.

Заньковецкая - страшная сила! Суворин прав. Только она не на своем месте. Если по милости твоей Буренин съел гриб, то это не беда: твоим языком двигала не инерция, а рука всевышнего… Правду не мешает говорить иногда. Кланяйся.

А. Чехов.

* все евреи из Парижа - фюйть! (нем.)

** следовательно (лат.).

317. В. А. ГИЛЯРОВСКОМУ

Октябрь, после 10,1887 г. Москва.

Гиляй, не хотите ли Вы сегодня в цирк? Если да, то мы ждем Вас к 6 1/3 часам, если же нет, то одолжите сезонный билетик (идем я и Иван). Не откажите в одолжении человеку, обремененному многочисленным семейством. Поклон Марии Ивановне и невинным младенцам.

Ваш А. Чехов.

Имеются вести о Вашем суббббботнике.

318. В. Г. КОРОЛЕНКО

17 октября 1887 г. Москва.

17 окт.

Посылаю Вам большое спасибо, уважаемый Владимир Галактионович, за книгу, которую я получил и теперь вновь перечитываю. Так как мои книги у Вас уже есть, то мне поневоле приходится ограничиться посылкой одного только спасибо.

Кстати, чтобы письмо вышло не совсем коротко, скажу Вам, что я чрезвычайно рад, что познакомился с Вами. Говорю я это искренно и от чистого сердца. Во-первых, я глубоко ценю и люблю Ваш талант; он дорог для меня по многим причинам. Во-вторых, мне кажется, что если я и Вы проживем на этом свете еще лет 10 — 20, то нам с Вами в будущем не обойтись без точек общего схода. Из всех ныне благополучно пишущих россиян я самый легкомысленный и несерьезный; я на замечании; выражаясь языком поэтов, свою чистую музу я любил, но не уважал, изменял ей и не раз водил ее туда, где ей не подобает быть. Вы же серьезны, крепки и верны. Разница между нами, как видите, большая, но тем не менее, читая Вас и теперь познакомившись с Вами, я думаю, что мы друг другу не чужды. Прав я или нет, я не знаю, но мне приятно так думать.

Кстати же посылаю Вам вырезку из "Нового времени". Этого Торо, о котором Вы из нее узнаете, я буду вырезывать и беречь для Вас. Первая глава многообещающая; есть мысли, есть свежесть и оригинальность, но читать трудно. Архитектура и конструкция невозможны. Красивые и некрасивые, легкие и тяжеловесные мысли нагромождены одна на другую, теснятся, выжимают друг из друга соки и, того и гляди, запищат от давки.

Когда приедете в Москву, я вручу Вам этого Торо, а пока прощайте и будьте здоровы.

Моя пьеса, вероятно, будет поставлена у Корша. Если да, то о дне постановки сообщу. Быть может, этот день совпадет с днями Вашего приезда в Москву. Тогда милости просим.

Ваш А. Чехов.

319. Г. М. ЧЕХОВУ

17 октября 1887 г. Москва.

17 ок.

Большое тебе спасибо, милый братуха, за то, что не забываешь меня и не бранишь за мое долгое молчание. Отчего я пишу редко, ты можешь понять, если вообразишь меня в моем кабинете. Пишу я целый день и до того дописался, что стало противно держать в руках перо. Я давно собирался ответить тебе на твое последнее письмо, но был сильно занят в последнее время. Вот доказательство:

Ан. П. Чеховым, как мы слышали, написана комедия в четырех действиях, под заглавием: "Иванов". Сюжет пьесы нов. Первая постановка на сцену предполагается в Москве.

Кроме этого, у меня было много срочной работы и деловой переписки. Только и отдыхаю, когда езжу к больным. Не бываю ни в театрах, ни в гостях, так что мамаша и тетя Ф<едосья> Я<ковлевна> прозвали меня за домоседство "дедом". Жду лета и тогда опять начну ездить по белу свету и отдыхать.

Нового у нас нет ничего. Живем хорошо, не нуждаемся и все здоровы. Твой дядя П<авел> Е<горович> сильно стареет, но по-прежнему бодр. С каждым годом он делается всё мягче и добрее. Живет он у Вани на казенной квартире, где для него имеется особая комната; проводит дни и ужинает он у меня.

Моя последняя книжка, изданная Сувориным, идет превосходно. Могу похвастать, что у меня торговля идет гораздо лучше, чем у Лободы. Я, брат, стал купцом. Продаю статьи, пьесы, книги и медицинские советы. За пьесу получу не меньше тысячи рублей; на днях продал одному издателю полтора десятка завалящих, уже бывших в печати, старых рассказов за 150 руб. Продал на одно издание. И так далее. Одним словом, торговля кипит.

Продолжай писать мне по адресу: "Кудринская Садовая, д. Корнеева". Напиши мне:

1) Что нового?

2) Как здоровье моих дяди и тети? Как ухо?

3) Где Володя?

Саня и Печерица пусть не думают, что я забыл о них. Я отлично помню, как они летом собирались меня побить. Посылаю им обеим мою карточку, которую и потрудись вручить им.

Сообщи адрес Анисима Васильича.

Не забыл ли я у Вас книгу: "В стране мантильи и кастаньет" соч<инение> Бежецкого? Если забыл, то при оказии перешли ее мне. Я дорогой растерял немало книг.

Скажи папе, что мне было бы весьма приятно получить от него письмо. Я ценю его дружбу. Передай всем самый низкий поклон, будь здоров, трудись, учись, гуляй и не забывай меня.

В "Новом времени" я описал Святые горы. Один молодой человек, архиерейский племянник, рассказывал мне, что он видел, как три архиерея читали это описание: один читал, а двое слушали. Понравилось. Значит, и в Св<ятых> горах понравилось. Заработал я, благодаря Св<ятым> горам, сто рублей. Описывал степь. Описание степи понравилось очень многим, особенно в Питере. Прощай. Жду письма.

Твой А. Чехов.

Насчет поучений о. Бандакова справлюсь у Суворина, когда буду в Питере, и тотчас же отвечу дяде.

Скажи Маме, что я не забыл про семена. Пришлю, но с условием, что Саня займется садиком по всем правилам искусства. Цветы можно у вас сеять не только в палисаднике, но и вдоль забора.

320. Н. А. ЛЕЙКИНУ

19 октября 1887 г. Москва.

19-го октября.

Добрейший Николай Александрович! Посылаю Вам рассказ и вместе с ним опускаю в почтовый ящик открытое письмо, уведомляющее о его рождении… В истекшую неделю я был здрав, хандры не чувствовал и работал; написал и Худекову, и Суворину, и Вам. Если здоровье останется таковым и до следующей недели, то пришлю рассказ и к следующему №.

Отчего Вы мне не пишете? Я послал Вам цидулу по адресу "Дворянская 14" и ответа (вопросов, впрочем, не было в письме) не получил.

Я написал пьесу в 4-х действиях. Если сойдусь в цене, она будет поставлена у Корша.

Еду в Новодевичий монастырь погребать Гилярова-Платонова.

Недавно из Москвы выехал в Брацлав Ежов. Он бывал у меня часто. Малый очень хороший и далек от сходства с представлением, какое мы привыкли иметь о газетчиках. У Пальмина еще ни разу не был. Боюсь, что пока я доеду к нему на извозчике, он переменит квартиру. Отчего у Вас не работает Агафопод? Судя по его письмам, в которых он мало говорит о своих работах вообще, он живет на одно только жалованье. Странно, что, умея писать, он не пишет.

Погода у нас смешанная, т. е. день - хорошо, день - скверно.

Нет ли каких-нибудь новостей в мире литературном?

Перед Рождеством я пущу объявления о "Пестр<ых> рассказах", а книги моей нигде нет в Москве. Есть она только у Салаева и Ступина - магазины, куда ходят только за учебниками. Салаев не популярен в Москве. За беллетристикой к нему никто не пойдет.

"В сумерках" Вы получите непременно. Простите за невежество, в к<ото>ром я не виноват.

Поклонитесь всем Вашим и будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Смотрите также: